УДИВИТЕЛЬНОЕ РЯДОМ!
Лидия Косова (Кемерово).
Это удивительное соседствует с нами 100 лет, а многие из нас и не видели и не слышали об этом чуде.
А это надо видеть! Произведения художника Михаила Михайловича Потапова
просто не могут не вызывать восторга. Непревзойдённый мастер, певец Древнего
Египта, наш современник, к тому же ещё и высочайшего уровня иконописец,
прожил долгую (103 года!) творческую жизнь, полную трудностей и лишений
и ушёл из жизни совсем недавно – 17 августа 2007года. Он оставил
после себя человечеству дар – божественной красоты картины и фрески.
Лишь в конце прошлого столетия, когда он был глубоким старцем, к нему
пришла известность, слава и почет, достойные художника такого уровня. Но… всё
по порядку.
Родился Михаил Михайлович 23 июня 1904 года в Варшаве в семье военного врача, дворянина, генерала медицинской службы русской армии, человека высокой культуры и порядочности, глубоко верующего и разносторонне одарённого. Он был седьмым ребёнком в семье, слабым и болезненным. Кто мог тогда представить, что столько испытаний выпадет на его долю! И каждый раз в трудную минуту на помощь ему приходили его способности художника и верность Искусству, готовность служить ему всей своей жизнью в самых различных формах.
В детстве, увидев однажды в учебнике по истории картинки Древнего Египта, он «заболел» этой темой на многие десятилетия. В нём всколыхнулись воспоминания жизни в ту далёкую эпоху с поражающими, «ниоткуда» взятыми подробностями. Маленький Миша попросил маму сшить ему египетскую тунику из прозрачной кисеи по его описанию и бегал по утрам на берег Днепра, протягивал свои детские ручки к небу: молился солнцу, своему возлюбленному Богу Ра, как это было в эпоху фараона Эхнатона. С 10 лет Миша погрузился в изучение трудов египтологов на русском, французском, английском и немецком языках. Во втором классе учитель истории, видя его любовь к Древнему Египту, дал разрешение пользоваться книгами о Египте в библиотеке для преподавателей. И Миша часами перерисовывал египетских фараонов и цариц.
Мечтой Михаила стало посвятить свою жизнь изучению и воспеванию Египта эпохи Эхнатона. Он мечтал учиться. Но революция 17-ого года закрыла для него, потомственного дворянина, двери всех ВУЗов. Пришлось работать, чтобы выжить, как он выразился, «кем попало»: лаборантом, чертёжником, рабочим… Но, несмотря ни на что, Михаил продолжал изучать "Кемь" (древнее название Египта). Его первым и единственным учителем стал лучший в Севастополе уважаемый и признанный художник Юрий Ипполитович Шпажинский. Для Миши это было счастливое время.
Летом 1928 года перед душой Михаила как бы
распахнулись врата времён: "Однажды,
я вышел в сад нашего севастопольского дома и задумался о судьбе моего
любимого фараона, – вспоминает Потапов. – И вдруг как будто
всё затуманилось вокруг, и перед моим взором стали возникать, как на
экране кинематографа, картины. Я видел спальню умирающего Аменхотепа
III, его жену Тейю в кресле рядом с ним… И
мне только оставалось зафиксировать это на бумаге. Так я начал писать
книгу "Солнечный
мессия Древнего Египта", и в 30-х годах он закончил первую часть
задуманной трилогии.
|
|
|
В 1929 году Михаил получил приглашение от школьного
товарища, жившего в Ленинграде. Благодаря отцу этого товарища его акварели
в древнеегипетском стиле увидел любимец Сталина академик Н.Я. Марр.
Тот направил молодого человека к крупнейшему тогда египтологу В.В.
Струве. "Только древнеегипетские
мастера могли создать подобное. Вы – воскресший из мёртвых древнеегипетский
художник", – заявил потрясённый учёный и зачислил Михаила
практикантом в Эрмитаж. Но начавшая сбываться мечта юноши была разрушена – он
получил приказ возвращаться в Севастополь для призыва на военную службу.
По дороге серьезно заболел воспалением легких, так что о военной службе
не могло быть и речи. Но и о возвращении в Ленинград – тоже. На
этот раз ему помог другой школьный друг, племянник известного академика
Прянишникова. Так Михаил Михайлович снова отправился в путь, на этот
раз – в Москву. Несмотря на рекомендательное письмо, в Академию
художеств он не попал: имея столь высокий профессиональный уровень
вряд ли было ему чему там поучиться, разве что получить сам диплом. Ему
посоветовали начать работать художником в любом из музеев. Первым на
пути Михаила Михайловича оказался Музей Дарвина. Там его акварели бабочек
и мух произвели фурор. Его оставили работать и выделили квартиру.
…Поздней осенью 35-го года в пять часов утра в его квартиру пришли два красноармейца с винтовками. Ими руководил человек в штатском. Начался обыск, нашли много рисунков по Древнему Египту: "Что это у вас всё Египет да Египет? Уж не собирались ли вы туда бежать?" – спросили при обыске. "Бежать не собирался, но побывать там – моя мечта", – честно ответил Михаил. "Мы вас берём часа на два на Лубянку". Ему инкриминировали контрреволюционную деятельность и распространение мистической литературы. Дело в том, что к тому времени уже 10 лет Потапов серьезно занимался теософией и, вообще, культурой Востока. Следователи, допрашивавшие Потапова, понимали, что перед ними – необычный человек, его ни разу не пытали и не били.
Выжить ему помог талант портретиста. Он рисовал портреты начальников колоний и этапов. Те, в благодарность, переводили его в лучшие условия. Ему удалось избежать лагеря смертников и тяжелейших работ на лесоповале, откуда практически живыми не возвращались. Последние годы он работал главным художником в театре Беломоро-Балтийского комбината, но физическое и душевное здоровье были подорваны. Он потерял свою единственную любимую, которая его не дождалась. В мае 1941-го, уже после освобождения из лагеря, его признали окончательно непригодным для военной службы, что дало Михаилу Михайловичу призрачную возможность уцелеть в той страшной войне, которая прокатилась по стране, разрушив его любимый Севастополь. Крым, где жил Михаил Михайлович, стал зоной оккупации. И опять жизнь ему спасло искусство, его талант художника.
Далее хочется привести фрагмент автобиографии, записанной Е. Суворовым:
«Вскоре началась война, а потом немецкая оккупация. И вновь, как в лагерях, выручило ремесло художника. Комендант села (немец), узнав, что я художник, потребовал, чтобы я сделал его портрет, потом портрет его жены, с фотографии. Благодаря этому комендант не включил меня в список для отправки в Германию. К периоду оккупации относится начало моих профессиональных занятий иконописью. Надо сказать, что именно при немцах по всему Крыму началось открытие церквей. Староста села Воинка, прослышав обо мне, приехал: «Выручай. Комендант ногами топает, кричит, чтобы к празднику Петра и Павла церковь открыли, а у нас ни одной иконы нет. Иконостас только кое-как из досок сколотили...» Комендант, увидев написанные мной иконы, хотел отправить меня в Германию для учебы в Берлинской академии художеств, где преподавал его знакомый профессор. Но я отказался, сославшись на больную мать и больного брата, сказав, что не могу оставить их одних. Во время освобождения Крыма осколком немецкой гранаты, брошенной в наш дом, была ранена моя мама, а я контужен. Много раз мы попадали под бомбежку своей авиации. После освобождения, пройдя допросы в советской контрразведке, до конца войны я работал санитаром в госпитале. В 46-м году в Закарпатье нашелся мой старший брат Владимир, который вызвал нас к себе. Мы с мамой перебрались к нему в город Хуст.
В доме старшего брата я прожил более тридцати лет, посвятив себя тому делу, для которого хранил меня Бог – иконописи и стенописи в православных храмах. После смерти мамы в 1950 году я жил в полном одиночестве, настоящим монахом. Первый иконописный опыт я приобрел еще в 1928 году в Севастополе, где по поручению священника написал плащаницу Богоматери. Первая же серьезная работа была, когда в Закарпатском Липченском женском монастыре под Хустом в горах построили новую церковь, и мой брат порекомендовал меня как настоящего иконописца. Мы отправились туда с мамой, где нас поселили в одной из келий. Как-то летом в храмовый праздник в Мукачево приехал архиепископ Нестор. Он попросил меня сделать его портрет. Я нарисовал владыку с натуры тут же, в монастыре, рассказал, что учился еще в царской гимназии, что в гимназической церкви прислуживал в алтаре и пел в хоре. Владыка попросил меня спеть. Я спел.
– О, у вас хороший голос, и вы пишете иконы... Как было бы хорошо, если бы вы имели еще и священный сан!?
– Как соблаговолите, владыка, – ответил я.
Так в 1945 году я стал дьяконом православной церкви. Дьяконствовал
и продолжал писать иконы в монастыре. Мама после одного богослужения
обняла меня со слезами и сказала: «Как хорошо, что ты служишь.
Я не могла нарадоваться». За тридцать лет я очень много написал
икон в иконостасы разных церквей и монастырей Закарпатья. Но самое главное,
что я сделал, – это
роспись мукачевской церкви. В 1953 году мукачевский архиерей предложил
мне написать иконы для их церкви. Я уговорил его расписать церковь в
археологически точном стиле византийских фресок XII века. Он одобрил
мой замысел. За три года я расписал церковь, как хотел. Стенописи Мукачева
считаю лучшим из всего, что я сделал. Когда их увидел профессор Московской
духовной академии Алексей Иванович Георгиевский, он расплакался и сказал: «Боже
мой, Боже! Ведь это же мукачевское чудо». Эти росписи одобрил и
глава Русской Зарубежной Церкви митрополит Феодосий, когда был на Украине
с визитом. Он обнял меня и произнес слова, растрогавшие меня до слез: «Смотрю
и вижу: жива еще Святая Русь, если есть такие художники, как вы».
|
|
|
|
Потом я был вызван Одесским архиепископом Никоном написать иконы во все три иконостаса кафедрального собора. Я написал 72 образа.
В 1954 году покойный Патриарх Алексий (Симанский) решил направить меня в Загорск для создания эскиза стенописи Покровского собора Духовной академии и организации при Троицкой лавре иконописной мастерской. Он сказал архиепископу Никону: «Ну что, владыка, отец Михаил всё для вас сделал здесь в Одессе, забираю его в Загорск, пусть создаст в Лавре иконную мастерскую». Привезли меня в Лавру, а у меня началось ухудшение зрения. В то время я лечился у академика Филатова в Одессе, позвонил ему. Он сказал мне по телефону, чтобы я немедленно приезжал в Одессу. После лечения я упросил одесского архиерея, чтобы мне остаться опять в Одессе. В начале 70-х другой одесский архиерей, митрополит Сергий, попросил меня расписать главный храм Одесского мужского монастыря. Я его расписывал почти пять лет в том же древневизантийском стиле XII века. Почему я избрал именно этот век? Потому что это было время высочайшего расцвета византийского искусства. Но я не просто копировал древние фрески, придерживаясь канонов, а создавал свои собственные композиции, обращаясь к опыту старых мастеров. В этом видел для себя самую главную цель и пытался с Божьей помощью достигнуть ее. Надо заметить, наши иконописцы – покойная Соколова и ныне здравствующий архимандрит Зенон – работали в стиле древнерусской, а не древневизантийской греческой иконописи.
Стенопись Одесского монастыря осмотрел в 1980 году Патриарх
Александрийской Церкви Николай VI. «Впервые вижу в вашей стране нашу византийскую
стенопись», – сказал он мне. И наградил орденом святого Марка.
То, что я был награжден именно Александрийским Патриархом и именно орденом
Святого Марка, было для меня особенно символично. Евангелист Марк проповедовал
в Египте, поэтому египетская церковь считает его своим покровителем.
Через эту награду какая-то невидимая нить из Египта протянулась к моему
сердцу.
 |
|
 |
38 лет я был иконописцем. В Соликамск я попал тоже по промыслу Божию. Мои знакомые в 1981 году организовали мне выставку в Соликамске. На ней присутствовали хозяева города – председатель горисполкома и его заместитель. Там им директор музея Дина Геннадьевна Соколкова сказала, что приглашает меня переехать в Соликамск, чтобы я и дальше писал картины на любимые темы, и завещал бы все свои картины соликамскому музею. Часть моих картин музей уже приобрел. «Пусть приезжает, мы дадим ему хорошую благоустроенную квартиру», – сказал глава. А своему шоферу велел отвезти меня на новостройку, чтобы я выбрал себе любую квартиру в новом строящемся доме. В Закарпатье я жил в комнатке на чердаке, где было одно маленькое окошко, низенькие потолки. Воду из колодца, дрова, уголь для печки приходилось таскать наверх по наружной лестнице. А я уже был не в силах это делать. На мою дьяконскую пенсию в 45 рублей без посторонней помощи было не прожить. Поэтому я принял это предложение. Слава Богу, и сейчас здесь живу.
Хочу сказать и о той великой милости Божией, которую Господь
послал мне, 90-летнему одинокому беспомощному старику. Здесь, в Соликамске,
впервые за всю мою жизнь у меня появился ученик, молодой художник-оформитель.
Сначала Сергей Иванович был учеником приходящим, но после трагической
смерти его матери перешел жить ко мне. Отец его давно уже умер. За годы
жизни со мной он многому научился. Писал образа в иконостас церкви для
заключенных в зоне №9. Его запрестольный образ Спасителя в алтаре Преображенской
церкви очень понравился пермскому архиепископу Афанасию. Очень важно
и то, что он тоже верующий человек, по натуре настоящий монах. А когда
я умру, он будет хозяином этой квартиры, я завещал ему ее нотариально,
как квартиру-музей частной коллекции со всеми моими работами и книгами», – похвалил
Михаил Михайлович своего ученика, человека, действительно очень похожего
на своего учителя не только по внутреннему мироощущению, но даже и чисто
внешне.
|
|
. |
|
Сергей Иванович Лапин организовывал выставки Потапова, сопровождал его во всех поездках. В 1990 году осуществилась давнишняя мечта Михаила Михайловича – он побывал в Египте, на своей мистической родине, получив приглашение от египетского посла. В посольстве Египта в Москве увидели фильм о М.М.Потапове «Египтянин», снятый в 1989 году Свердловской киностудией, и пригласили его посетить Египет в качестве почетного гостя. Две недели Михаил Михайлович был в тех местах, которыми грезил всю жизнь. Он прикоснулся к развалинам древних храмов, собрал песок у подножья пирамид. Двадцать его работ остались в Александрийской библиотеке. А в 1997 году он смог увидеть подлинные скульптурные портреты Эхнатона, Нефертити и их дочерей в берлинском музее. Так, спустя 3,5 тыс. лет состоялась их встреча. Эхнатона по религиозным воззрениям Потапов считает равным по своей значимости ветхозаветным пророкам, поскольку фараон Эхнатон за 1400 лет до Христа провозгласил единобожие и тем самым приблизил пришествие Спасителя. А загадочные произведения художника, в которых сочетаются древневосточный колорит и православное мироощущение ещё предстоит потомкам понять и разгадать тот глубокий смысл, что вложил в них вместе со своею любовью наш великий современник. Потаповым была создана уникальная по своей поэтичности, стилю написания и точности исторических сведений трилогия “Солнечный мессия Древнего Египта”.
Этим человеком написаны сотни полотен, связанных
с Древним Египтом и династией фараона Эхнатона, чудесные египетские
пейзажи, виды древних дворцов и храмов.
Его работы на древнеегипетские темы разошлись по всему миру. Сейчас около
двадцати его полотен, а именно портреты выдающихся деятелей Древнего Египта
хранятся в Каире, в будущем они будут выставлены в Великой Александрийской
библиотеке. Несколько работ находятся в Польше в городе Щецин. Две работы на
египетские темы были увезены в США, и по одной в Гетеборг (Швеция), Берлин
и Англию. Двадцать четыре работы хранятся в Соликамском краеведческом музее.
Эхнатониана (цикл картин посвященный династии фараона Эхнатона) в художественном
отделе Соликамского музея. Свыше пятидесяти работ выставлены в частном музее-квартире
Потапова. Это его работы на древнеегипетские сюжеты и иконописные труды.
Кроме этого труда и картин, в наследство потомкам останутся песни, сложенные Михаилом Михайловичем на свои стихи и музыку по мотивам древнего Египта. О нем снято несколько фильмов, написаны книги. Это живая легенда, вестник двух великих культур – египетской и российской. Воскресив лики людей, ушедших вглубь веков, он стал проводником древнего света, идущего от Великого и Животворящего Бога Солнца – Атона, понятного всем существам земным.
Использованы материалы встреч с М.М.Потаповым, записанные Е. Суворовым, Н.Музафаровой и видеозаписи Е.Пальчикова.
| Древний Египет Михаила Михайловича Потапова. | |||
|
|
||
|
|
|
|
|
|
|
|
. |
 |
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
